Для Raona

понедельник, 11 октября 2010

19:30

Кида.

Для Raona на заявку:
Гин, сизый, горчица, морозное утро.
Все плохо и кагбэ АУ

При написании этого куска никто, кроме десятка сигарет и моего самолюбия, не пострадал.В это утро Ичимару просыпается неоправданно рано.
Так и не решив, что его разбудило – мертвенный свет из незадернутого окна или собственные сны – он еще долго лежит в кровати, ворочаясь под тяжелым отсыревшим одеялом, разглядывая вежливую холодность стен и пустое январское небо в частом переплете.
В конце концов, он медленно выбирается из распотрошенной постели. Игнорируя смирно ожидающий сегодняшней церемонии костюм, с каким-то затаенным наслаждением сминая хрустящий торжественный хлопок и выворачиваясь из захвата сияющего, почти траурного шелка, Гин извлекает из-под них человеческие брюки, и на ходу набрасывая безразмерный шерстяной тренч, выходит в гулкие, продуваемые всеми ветрами, коридоры.
Из кухни уже доносятся крики, и бряцанье кастрюль, и шкворчание гренков. Заспанные голоса бесконечных кузин невесты, по-ирландски рыжих и вздорных, выталкивают его на черную лестницу, и, скользя в разреженном воздухе, догоняют уже в саду.

Здесь, в ледяной дымке, в сизом бреду наступающего утра, облетевшие деревья топырят узловатые скрюченные пальцы, и серебристый иней толстым слоем намазан на коричневую, как кусок солодового хлеба землю.
Под ногами хрустят почерневшие плесневелые листья, и прямые, как отравленные стрелы, садовые дорожки исчезают в густых клубах утреннего тумана, просачивающегося с окрестных полей через расшатанную каменную кладку.
Закопченные лишайником и испещренные частыми дождями стены костела встречают его с ледяным гостеприимством: двери распахнуты настежь, и стылый морозный воздух заполняет нефы, как вода заполняет отсеки корабля, прокаляя средневековую пыль и сгущая добродетельную темноту под стрельчатыми сводами.
Ичимару идет по главному проходу, между бесконечных рядов отполированных деревянных скамей, что через несколько часов будут заполнены многочисленными родственниками, между украшенных лентами и пересыпанных цветами колонн, продираясь сквозь века человеческого горя, человеческого невежества и быстротечного человеческого счастья.
Он находит Изуру перед алтарем. Глядя на него - бледного и неподвижного, легко представить, что он стоит тут целую вечность, провожая своими влажными воловьими глазами целомудренные свадьбы и похоронные процессии. Тусклый зимний свет проходит сквозь разноцветное витражное стекло, и обливает его зеленым и синим. Одежды Святой Марии заливают его багряным. Апостола Павла – желтым.
Ичимару закрывает глаза и слизывает обжигающий горчичный свет с его щеки. Челюсти сводит пряной нервозной остротой, затопляющей ко всему привыкшее, безразличное тело, и воскрешающей бескрайние поля Оверни, желточно-желтое убранное жнивье и непостоянный дерганый свет летних звезд, текущий по нежному костлявому затылку.
Они стоят так еще немного, в осыпающейся пустоте между мирозданиями, и Изуру беззвучно содрогается в его руках.
Шумит растревоженный эфир. Глухо токуют голуби, их тени мечутся в космических высотах храма. Из темноты боковых нефов Дева Мария протягивает к ним молочные фосфорицирующие руки.
Между деревьями подъездной дорожки вспыхивает и гаснет костер рыжих волос.
- Пойдем,- говорит Гин.
И они уходят прочь: вниз по ступеням, скользя по заиндевелым доскам моста, растворяясь в чопорной нежности английского утра.

@музыка: Placebo - Post Blue

@темы: Бличок, hall of shame, я сливаю заявки